Впечатления: Гранин — «Эта странная жизнь». Тайм-менеджмент, возведённый в абсолют

«Все, о Люцилий, не наше, а чужое, только время наша собственность, — писал Сенека. — Природа предоставила в наше владение только эту вечно текущую и непостоянную вещь, которую, вдобавок, может отнять у нас всякий, кто этого захочет… Люди решительно ни во что не ценят чужого времени, хотя оно единственная вещь, которую нельзя возвратить обратно при всем желании. Ты спросишь, может быть, как же поступаю я, поучающий тебя? Признаюсь, я поступаю, как люди расточительные, но аккуратные — веду счет своим издержкам. Не могу сказать, чтобы я ничего не терял, но всегда могу отдать себе отчет, сколько я потерял и каким образом, и почему».

Книги описывает особенности жизни Александра Александровича Любищева — русского учёного сложно сказать какой специализации. Наверное, в основном, энтомолог, так как большую часть жизни активно изучал разновидности земляных блошек. Но целью жизни видел разработку естественной системы организмов в биологии. Для чего изучал математику («…математические трудности этой работы, по-видимому, чрезвычайно значительны… К выполнению этой главной задачи мне придется приступить не раньше, чем через лет пять, когда удастся солиднее заложить математический фундамент… «) и собственно биологию. А ещё историю и философию. И музыку. И ещё ряд наук. Причём основательно — на уровне написания научных работ (опубликовал 70), участия в обсуждениях и преподавании. А кроме того владел восемью языками.

Непостижимый набор знаний и умений для одного человека.

Книга и описывает способ достижения этой непостижимости.Любищевым была разработана своя система учёта и использования времени. В ней я увидел много идей, до которых дошёл сам — использование времени поездок для чтения, активное расширение кругозора, итоги дня, месяца, года, фиксация целей и анализ их достижения. Но стоило усилий сохранить самооценку при чтении, потому что то, что мне казалось выстроенной системой саморазвития, перед системой Любищева поблекло как скворечник перед коттеджем. Большим, надёжным, с системой автономного жизнеобеспечения.

Справедливости ради замечу, что любая система самоорганизации из мне известных — Аллена, Архангельского, Дорофеева — тут кажется бледной тенью. Потому что они, в основном, рассчитаны на людей. А в книге же описан какой-то Абсолют. Эталон.

Человек с точностью до минуты знал сколько времени он потратил  на ту или иную деятельность — чтение книги, разговор с другом, прогулку, купание. И конечно работу. Каждый день, месяц, год и пятилетку он подводил итоги — сколько страниц прочитано, сколько затрачено на основную деятельность — работу над достижением основной цели, сколько на дополнительную — изучение смежных областей, переписку. В среднем в год выходило, что он тратил на основную деятельность от 4,5 до 5,5 часов в день. Каждый день, включая выходные и праздники.

И это не за счёт безумного трудоголизма, а за счёт грамотного использования времени. Ведь даже в самом термине Time management («Управление временем») кроется ошибка — управлять временем нельзя, нельзя его замедлить, растянуть, отложить про запас, можно управлять только своими действиями на имеющемся временном отрезке.

Ведь мы живем какими-то избранными моментами и запоминаем лишь сгустки жизни. Полчаса — для нас это не время. Мы признаем только целые моря Времени, его расчищенные, свободные от обстоятельств и случайностей площади. Там мы готовы развернуться. Меньшее нас не устраивает, мы сразу же ссылаемся на помехи, на обстоятельства. О, могущество независимых от нас обстоятельств, властных, оправданных! На них так удобно переложить ответственность…
Мы не замечаем, как разлагают и обессиливают душу эти ссылки… Мне хотелось привести печальный пример моего друга, когда-то неплохого ученого, а потом руководителя крупного института. Но тут же мне вспомнилась точно такая же судьба одного писателя, которого я близко знал, и еще одного писателя. Должности действительно отнимали у них много времени и мешали работать, и постепенно они привыкли к власти этих обстоятельств. Все они мечтали освободиться и часто говорили, как вот тогда-то они займутся любимым делом как следует, ибо урывками книги писать нельзя и наукой заниматься невозможно. Они освободились. Для каждого пришел такой день. И скоро обнаружилось, что никто из них уже не может работать. Они долго не признавались себе в этом, они искали обстоятельств, то есть новых поручений, отсрочек, избегая свободы, о которой они столько твердили и, возможно, добивались. Первый запил и покончил с собой. Второй как-то угас, незаметно и тихо. И третий… Другие живы.

Помимо бережного отношения к ресурсам времени, потрясает разносторонняя развитость и способность основательно погружаться в новую предметную область.

Можно подумать, что его профессия — история Афин или по крайней мере древняя история и какие-то новые материалы заставили его передумать, пересмотреть и изменить свой взгляд на роль Афин. Разве придет в голову, что пишет биолог? Опять-таки дело не в эрудиции. Поражает другое: ему, видите ли, не дает покоя роль Афин в мировой истории!

***
Изучая его отчеты, я уяснил, что в этот период он готовил работу о расцвете и упадке цивилизации и поэтому продумывал роль Афин. Так что все это — не игры досужего ума. А работу о цивилизациях он затеял потому, что считал необходимым раскритиковать социал-дарвинистские взгляды крупнейшего английского генетика Рональда Фишера, который пытался социологию свести к биологии и доказать, что генетика — ведущий фактор прогресса человечества, причина расцвета и упадка цивилизации.

Два языка из восьми, которыми Любищев владел, он изучил, читая книги на этих языках в трамваях и командировках. Выходя из дома он брал с собой три книги. А ведь в те годы не было электронных бук-ридеров. В командировки, помимо взятых с собой книг, он высылал бандеролью определённое их количество к местам остановки и пребывания.

Как распределялось чтение книг в течение дня? С утра, когда голова свежая, я беру серьезную литературу (по философии, по математике). Когда я проработаю полтора — два часа, я перехожу к более легкому чтению — историческому или биологическому тексту. Когда голова уставала, то берешь беллетристику.

При всём этом он не был лишённым общечеловеческих потребностей и эмоций фанатичным учёным, к коим я бы мог отнести Ивана Петровича Павлова — великого русского физиолога и исследователя нервной деятельности, у которого собаки получали куда больше внимания, чем семья и даже он сам.

Любищев вниманием семью не обделял. Разве что фиксировал затрачиваемое время, как и во всех остальных случаях. Очень переживал и смерть сына  в годы второй мировой и болезнь жены и различные невзгоды и конфликты в профессиональной области. Однако ни одно из этих переживаний не становилось поводом нарушения системы учёта времени или перерыва в ежедневных отчётах.

Книга очень впечатляет и очень вдохновляет. Немного раздражал автор только своими попытками нагнетания интереса, а может просто разливания воды, риторическими вопросами и сомнениями в рациональности поступков Любищева. Например в части отвлечения от основной цели на иные сферы деятельности или разумности трудозатрат на написание писем размером с небольшой научный труд одному единственному человеку. Выглядит это нелепо — как всегда когда человек, плохо разбирающийся в теме, пытается на эту тему рассуждать. При всём моём уважении к Гранину, как к писателю.

Огромное спасибо Жене Дачкину за упоминение книги и, по сути, рекомендацию (не мог я её не прочитать после контекста упоминания).

Познавательность: 5

Увлекательность: 4